И я ушёл. Смущать Тайпану с приёмным отцом было незачем. Если уж на то пошло, то с рабской привязкой я мог в любой момент подслушать весь разговор или же позже просмотреть его через кровь. Но я придерживался мнения, что аспида сама найдёт нужные слова, помня о клятве неразглашения и прочих наших договорённостях.

* * *

В Хмарёво меня дожидалась хмурая Ольга.

— Я помню о своём обещании, но произошёл форс-мажор. Тэймэй похитили вместе с островом, и мне пришлось…

— Про это я в курсе, уж прости, подсмотрела через твои эмоции. Там такой пряный коктейль был, что невозможно было удержаться, — извиняющимся тоном прервала меня эмпатка.

— Тогда что?

— Оракул. Ему хуже.

— В каком смысле?

— Во всех. Я обратилась к Густаву, нашему ментатору. Его диагноз был категоричен. Мальчик сходит с ума. У него начались припадки. Атараши не спал последние три дня, бредит. Сейчас лекари насильно удерживают его во сне, но сон для него даже хуже бодрствования. Его жизненные показатели проседают. Мы не знаем, что делать.

На языке вертелось множество слов, но ни одного культурного. Кто мог помочь мальчишке, если ментаторы и лекари расписывались в собственной беспомощности? Кто бы ещё понимал специфику дара оракула, чтобы не навредить ему.

Я сделал пару глубоких вдохов.

— Что ты видишь в его эмоциях? — задал наводящий вопрос.

— В том-то и проблема, я не вижу. И он не видит. Вокруг вихрь эмоций и каких-то теней. Страх. Ужас. Ненависть. Боль. Благородство. Самопожертвование. Сожаление. До этого, когда я отправилась за тобой в портал, он мне показывал картинки. Они были чёткими. Сейчас он будто тонет в болоте и не может выбраться. Моих сил не хватает, чтобы перебить его ужас. Не хватает!

В голосе Ольги в первые я почувствовал беспомощность. Она признавала собственное бессилие в отношении ребёнка, что было лично для неё больней вдвойне.

— Хорошо. У меня есть три варианта. Попробуем все.

Я обратился к Жуку, кровнику управляющему разведшколой в Карелии:

«Отправь мне Черепаху срочно, кажется, есть проблема по его профилю».

Обращался я не напрямую к Кардо Тортугасу, собственному вассалу, а его командиру, чтобы потом не было проблем. Мало ли, вдруг они на полевом выходе. Свитки переноса там берут далеко не везде, если мне не изменяла память. А так Жук быстрее сообразит и доставит курсанта в нужную для срабатывания перехода точку.

Вторым вариантом был нойон Северин. Этот обещался прибыть на зов в благодарность за полученную душу Эквадо Тортугаса, коллекционера душ с Галапагосских островов.

Амулет-передатчик лежал в родовой сокровищнице. Забрав его из схрона, я вызвал подмогу и со стороны общающихся с духами. Вдруг у них были практики, способные помочь Атараши. Ну и третьим вариантом был тот, которым я бы не хотел пользоваться, но и исключать не стал.

Я набрал на мобилете номер принца Андрея. Кровную связь решил не применять. Я ещё не настолько обнаглел, чтобы требовать ответа от принца по любому поводу. Уж кто-кто, а он должен был знать хоть одного оракула в империи.

Принц ответил не сразу, а когда ответил голос его был заспанным:

— Миш, ты время видел?

Я посмотрел на часы на каминной полке в кабинете и тихо выругался. Они показывали четыре утра.

— Прости. Мне срочно нужен живой оракул. Где найти такого?

На той стороне молчали.

— Я могу провести к нашему, но у него ближайший приём через три дня.

— Млять…

— Поздно что ли будет? Что у вас там стряслось? — голос принца взбодрился, на заднем фоне шумела вода, будто он умывался, пытаясь проснуться.

— А есть ещё один, кроме вашего?

— В Сибири где-то, на Байкале, что ли… — неуверенно пробормотал принц. — Могу узнать утром и перезвонить.

— Спасибо, очень поможешь! — поблагодарил я принца. — Пока попробуем другие варианты, но если вдруг не справимся, то…

— Да понял уже, — буркнул Андрей. — Что у вас за жизнь такая? Ни дня без приключений…

— Ну вот такая. Большая ответственность — большие печали, — не стал вдаваться я в подробности, тем более в кабинете стала материализовываться из тумана фигура нойона Северина, а следом открылась дверь кабинета, и вошёл запыхавшийся Кардо Тортугас.

— Спасибо за помощь, буду ждать звонка, — попрощался я и нажал отбой.

* * *

Мальчик лежал на кушетке почти прозрачный, под бледной кожей виднелись синие прожилки вен. Атараши то и дело вздрагивал, вскидывал руки, закрывая лицо или затыкая уши. Рот его был раскрыт в беззвучном крике.

— Мы ему голос устали восстанавливать. Срывает в крике, — повинилась лекарка.

Кардо и Северин поглядывали друг на друга с подозрением, но без откровенной враждебности, не решаясь начать каждый свои манипуляции.

Я отпустил лекарку и прикрыл за ней дверь.

— Мальчик — оракул. В последние дни видел кошмары, замкнулся в себе. Ранее передавал видения картинками, сейчас в его сознании тьма и мешанина чувств и эмоций. Он не может спать, но и не может не спать. Спасайте парня, если можете. Наш ментатор говорит, что мальчик сходит с ума. Но это характеристика для разума, я же думаю, что вопрос не в нём, а в душе. А работа с душами — это ваша стезя.

Кардо первым подошёл к Атариши и накрыл ладонями его виски. У Тортугаса тут же закатились зрачки, выставив напоказ белоснежные белки, словно он ослеп подобно своему пациенту.

— Кто ваш… друг? — спросил у меня нойон Северин, пристально следя за Кардо.

— Это сын отданной вам души Эквадо Тортугаса. Он — ловец.

— Но он же не по живым специализироваться должен… — удивился нойон.

— Ну себя-то он смог словить и подселить в другое тело, так что пусть хоть попробует, — пожал я плечами, считая, что в борьбе за жизнь Атараши все средства хороши.

Шаман хотел было ещё что-то спросить, но тут Кардо запел. Песня больше напоминала носо-горловой рык с переходами на вой, сип и стрекотание. У меня мороз пошёл по коже от этих звуков. Но хрипы оборвались так же резко, как и вой, зато полилась чистая мелодия, лёгкая, светлая, добрая… от неё веяло солнцем, цветущими садами, свежим хлебом, ласковыми материнскими руками, безопасностью…

Мы с шаманом невольно заслушались, растворяясь в песне ловца, и так бы наверно и стояли с закрытыми глазами, если бы Ольга не тронула меня за плечо, привлекая внимание:

— У него кровь носом пошла не просто так…

Мы с шаманом резко вынырнули из неги песни Кардо, чтобы тут же услышать его шёпот:

— Я нашёл… держу… но, боги, как же здесь…

Закончить он не смог, из глаз его текли слёзы.

Северин, словно из ниоткуда, вынул несколько плошек с сухими травами и порошками и расставил их вокруг кушетки Атараши. Содержимое плошек задымило, окутывая тела оракула и Кардо сизой хмарью.

Шаман выпил из костного пузырька что-то и сжал сосуд в ладони. Послышался тихий хруст, и из кулака Северина закапала кровь. Шаман обмакнул пальцы в ней и нарисовал на лбу у Кардо череду известных ему символов. После использовав кровь ловца, он продублировал знаки у себя на лбу и запел уже свою песню.

— Хоть бы этот хор имени Пятницкого помог, — пробормотала Ольга.

Заунывные мотивы шамана не имели такого же эффекта, как песня Кардо, но оракул и ловец хотя бы перестали содрогаться в связке.

Мы простояли ещё полчаса, пока не послышалось тихое детское сопение. Атараши перевернулся на бок и подложил под щёку подушку, испачканную в крови Кардо.

И шаман, и ловец выглядели примерно, как оракул до нашего прихода. Иссушенными и обессиленными.

Кардо и вовсе пытался проморгаться и продышаться, но постоянно закашливался от дыма из плошек шамана.

— Идёмте, — махнул рукой Северин на выход, — пусть пока не убирают курильницы. Они на пользу пойдут.

Расположились мы у меня в кабинете. Я попросил Марту, что уже проснулась и хлопотала на кухне, принести нам каких-нибудь закусок, а сам опустошил запасы Игната на предмет восстанавливающей алхимии. Она явно сейчас была не лишней для Кардо и шамана.